По словам Кона, партизаны действовали очень успешно. Нападениям, бомбежкам и разрушению подвергались военные базы, тюрьмы, правительственные учреждения и дома высокопоставленных чиновников. Иногда деревни за пределами небольших городов снабжали сто тридцать шестой отряд продуктами и медикаментами. Но в ответ кэмпэнтай незамедлительно проводила в таких деревнях карательные операции.
– С этим я хорошо знаком.
Я рассказал ему про деревню Мин и про многие другие, куда ездил с Горо.
– В кэмпэнтай это называют зачисткой, и она все еще продолжается.
– Ты знаешь, куда уехал Танака-сан? В горы, как и собирался?
– Не знаю. Наверное, да.
– А твой сэнсэй?
– Он второй человек на Пенанге.
Кон сделал большие глаза, и я решил все ему рассказать.
Когда я закончил, он горько рассмеялся.
– Нам с Танакой-сэнсэем часто было любопытно, чем он с тобой занимался. Теперь будем знать. А ты все возил его по острову… – Он покачал головой. – Значит, это правда, что ты на них работаешь. До нас доходили слухи, что ты им помогал. Но я всегда говорил, что это неправда.
Слово «кэмпэнтай» оставалось невысказанным, но висело между нами, как противная вонь.
– Думаешь, я поступил неправильно?
Он покачал головой:
– Уверен, у тебя были на то причины.
Я бросил взгляд на Суянь, но все равно решился спросить у Кона:
– Разве это разумно – сотрудничать с КПМ?
– Не менее разумно, чем работать на японцев, – отозвалась Суянь.
– Думаю, я это заслужил. Но почему вы здесь? Это большой риск.
– Мы вышли из джунглей впятером. Все сейчас на Пенанге, но мы не знаем точного местонахождения друг друга. Через два дня мы должны встретиться в условленном месте и выполнить наше задание.
– И вы хотите, чтобы я вам помог.
– Мы должны уничтожить военный радар и радиостанцию на севере. Ты как-то говорил, что они – на горе. Нам нужно знать, где именно.
Я встал и подошел к окну, заглянув в щелку между шторами. Уже стемнело, и море слилось с сушей, если не считать полоски мерцающей пены, возникавшей в том месте, где океан сдавался земной тверди, снова и снова.
– Я не могу этого сказать.
– Это необходимо. Мы должны лишить японцев возможности следить за нашими кораблями и самолетами. Они будут сбрасывать нам припасы, а потом нам нужно будет расчистить полосу для высадки.
– Я не могу позволить вам взорвать установку. Знаешь, что будет, если у вас получится? Месть жителям Пенанга будет ужасной. Пострадают невинные люди. А вас кэмпэнтай выследит и перебьет.
– Это цена за победу в войне, – ответил Кон. – У нас нет выбора.
– Нет, есть. Не выполняйте задание.
– Если он провалит задание, КПМ его убьет, – сказала Суянь.
– Спрячьтесь здесь, на Пенанге.
– Не могу, – тихо ответил Кон. – Я взял на себя обязательства и должен их выполнить.
Я сжал виски.
– И так слишком много людей погибло.
– Сделай это, Филип. Для меня. Скажи, где находится установка.
Ему не нужно было напоминать, что я находился перед ним в долгу за спасение жизни отца. И я сказал, где находится дом на горе Пенанг, который я показал Эндо-сану, тем самым рекомендовав его Императорской армии Японии.
– Вы не сможете подняться на фуникулере. Станция пострадала во время бомбардировки, и там стоит охрана.
– И как тогда?
– Пешком, через Лунные ворота. – Я объяснил, как их найти. – Берегитесь патрулей.
– Это тот путь, который ты показал своему сэнсэю, – догадался он.
Я кивнул.
– Мне пора.
Кон в темноте проводил меня до дороги.
– Нам больше нельзя здесь встречаться.
Я не удержался от вопроса:
– Что случилось перед капитуляцией Пенанга? Я искал тебя, но твой отец сказал, что ты уехал.
Кон рассказал. На следующий день после свадьбы Мин он уехал в Сингапур, чтобы встретиться с Эджкомом в штаб-квартире Управления специальными операциями, под эгидой которого действовал сто тридцать шестой отряд. Его отправили на короткую общую подготовку вместе с полицейскими, плантаторами, рудокопами, школьными учителями – кем угодно, кто знал страну и говорил на местных языках.
– Эджком именно так все и описывал. В тот день, когда пал Куала-Лумпур, нас сбросили на парашютах в джунгли. Там нас встретили партизаны. Странный получился набор: белокожие хилые англичане, угрюмые китайские коммунисты, добродушные гуркхи и аборигены-темиарцы [88] .
– Первые недели все шло хорошо, это было что-то новое и увлекательное; мы считали это приключением. Но потом началось однообразие, мы постоянно перемещались, постоянно должны были быть начеку. Провизии не хватало, и я не понимал, как наша горстка может изменить ход войны.
Но хуже всего было во время муссонов. Дождь не кончался по несколько недель, и нам приходилось дни напролет сидеть в мокрых залатанных палатках. А когда мы несли дозор, то прятались под дождевиками или под гигантскими папоротниками, и этим мучениям конца не было. Я был готов все бросить. Многие сошли с ума.
Он сделал долгую паузу.
– Они стали угрозой для безопасности, и мне пришлось их пристрелить.
Наше положение улучшилось, когда Чин Пен [89] , глава КПМ, приказал нам объединиться с Йонгом Кваном. Мы добрались до его укрытия, и оно стало нашей базой на… какой сегодня день?
Я сказал ему, и он умолк. Потом присел на корточки и что-то нацарапал на земле палкой.
– Октябрь сорок четвертого, – растерянным голосом повторил он. – Значит, я партизаню уже три года.
Когда он поднял взгляд, в его глазах была усталость.
– Все скоро закончится, – сказал я, но слова вышли пустыми.
Йонг Кван сразу же проникся к Кону неприязнью. Коммунисты давно враждовали с триадами.
– Все в отряде видели, что я больше понимаю в тактике и сражаюсь лучше, чем Йонг Кван. Мы сделали столько успешных налетов на япошек, что нам пришлось на несколько месяцев залечь на дно. Нам удалось уничтожить несколько важных объектов. А из тех гарнизонов, на которые мы нападали, мы брали еду и медикаменты. Я хорошо кормил свой отряд. Все стало еще хуже, когда я встретил Суянь. Мы стали друзьями, а поскольку мы были молоды и одиноки, то и любовниками.
– Она – женщина Йонг Квана?
– Да.
– Ты сошел с ума. Зачем ты взял ее сюда?
– Она беременна.
– От тебя?
– Мы не знаем. Но от ребенка надо избавиться. Неизвестно, сколько еще протянется война. Она не может рожать в джунглях.
– Пусть останется здесь. Ты не должен заставлять ее избавляться от ребенка.
– Я не заставляю. Она сама настояла. – Он увидел выражение моего лица.
– Не беспокойся об этом. Я сам разберусь. У меня есть знакомые в городе. Спасибо, что дал нам нужную информацию. Теперь мы с тобой в расчете.
– Да, в расчете.
– Пойдем с нами. Ты же знаешь, что именно так надо поступить.
– Я больше ни в чем не уверен, Кон.
Я не знал, когда снова его увижу и увижу ли вообще. Меня раздирало между желанием пожелать успеха в выполнении задания и надеждой, что он не станет его выполнять. В конце концов я решил ничего не говорить и просто поклонился.
Радарная установка была уничтожена через три дня. Это случилось в полдень, и в Джорджтауне взрыв был хорошо виден и слышен. Я отчасти ликовал и надеялся, что Кону удалось скрыться. Но мне стало страшно. Японцы отреагировали решительно, забирая всех подряд, и меня снова и снова вызывали зачитывать имена в городе и окружающих деревнях. Я знал, что люди, которых вытаскивали из толпы, были невиновны, но ничего не мог сделать. И злился на Кона, потому что ему не приходилось мириться с последствиями.
Во мне пустил глубокие корни страх, ставший постоянным спутником. Когда же я позволил ему войти, пробраться внутрь и прилепиться к себе? Были дни, когда я с трудом дышал, словно кровь теряла текучесть, свернувшись от страха.
88
Темиар – племя, обитающее на Малаккском полуострове, в основном на территории штатов Перак, Паханг и Келантан, общая численность не превышает 40 тысяч человек.
89
Чин Пен (1924–2013) – политический деятель Малайзии, в годы японской оккупации возглавлял Малайскую народную антияпонскую армию.